этот раз не свалиться в кроличью нору переживаний, что мозг мой парализовало и теперь я никогда не напишу новый роман. Когда-нибудь так и случится, но вряд ли я тогда поблагодарю себя за то, что столько времени убила, тревожась о будущем. Я знаю, мне во многом повезло. И если я вдруг забываю об этом, то просто напоминаю себе, что Феликс жив, и ты жива, и Саймон жив, и тогда я чувствую себя поразительно, пугающе счастливой, и я молюсь, чтобы ни с кем из вас не случилось ничего плохого. А теперь пиши мне ответ и рассказывай, как ты.

30

Элис, спасибо за твои комментарии и щедрый подарок ко дню рождения, который прибыл точно вовремя! И извини за небольшую задержку с ответом. Я знаю, ты простишь меня, потому что я пишу с очень важной и секретной новостью. Это тайна, но лишь ненадолго, как ты сама скоро поймешь. Новость такая: я беременна. Это подтвердилось пару дней назад: я вскрыла кухонными ножницами упаковку с тестом и пописала на него в ванной, пока Саймон уехал на слушания в комитет, где обязательно было личное присутствие. Когда тест оказался положительным, я села на кухне и расплакалась. Сама не понимаю почему. Не то чтобы я была шокирована, ведь доктор отменил мои противозачаточные несколько месяцев назад, и у меня была задержка в три недели. Не буду утомлять и смущать тебя подробностями про то, как я забеременела, думаю, мы так давно дружим, что мое безответственное поведение тебя уже не удивляет, скажу лишь, что даже Саймон – всего лишь человек. Я не знала, когда он вернется домой со слушаний – через час, через два, а может, совсем поздно, и я буду сидеть тут одна весь вечер, и стоило мне об этом подумать, как в замке повернулся ключ. Саймон вошел, увидел меня за столом, и я попросила его присесть рядом. Какое-то мгновение, которое показалось целой вечностью, он стоял и смотрел на меня, и потом, ни слова не говоря, вошел и сел. Я еще ничего не произнесла, но увидела, что он уже все знает. Я сказала ему, что беременна, и он спросил, что я хочу делать. Может показаться странным, но пока он не спросил, я об этом даже не задумывалась. Ведь прошло уже какое-то время, а все, о чем я думала, – это о том, где он сейчас, на работе ли или уже возвращается, зашел ли он в аптеку или супермаркет и скоро ли вернется. Когда он спросил, ответить было легко, даже задумываться не пришлось. Я сказала, что хочу родить ребенка. Тут он расплакался и сказал, что очень счастлив. И я ему поверила, потому что и сама была очень счастлива.

Элис, может, это худшая из моих затей? С одной стороны, возможно, да. Если с беременностью все пойдет хорошо, ребенок родится в начале июля в следующем году, локдаун, возможно, к тому времени не закончится, и мне придется рожать в одиночестве в больнице в разгар мировой пандемии. Даже если задвинуть пока эту мысль, есть и другая: ведь мы обе, и ты, и я, совершенно не уверены, что человеческая цивилизация, такая, какой мы ее знаем, продолжится после нашей жизни. Но опять же, несмотря на это, сотни тысяч детей родятся в тот же день, что и мой гипотетический малыш. И их будущее так же важно, как и будущее моего гипотетического ребенка, которого делает особенным только связь со мною и мужчиной, которого я люблю. Дети все равно родятся, и по большому счету не важно, имеет ли кто-то из них отношение ко мне или к нему. В любом случае мы должны попытаться построить мир, в котором они смогут жить. И я хочу быть на стороне этих детей, на стороне их матерей; быть среди них – не просто наблюдателем, восхищающимся издалека, разглагольствующим об их интересах, но одной из них. Я, между прочим, не настаиваю, что это важно для всех. Я просто чувствую, сама не могу объяснить почему, что это важно для меня. И страх изменения климата совсем не подталкивает меня к аборту. Для меня (может, только для меня) это было бы извращением и безумием – искалечить свою реальную жизнь, склоняясь перед воображаемым будущим. Я не хочу становиться частью политического движения, которое заставляет меня смотреть на собственное тело с подозрением и ужасом. Что бы мы ни думали, как бы ни переживали о будущем цивилизации, женщины во всем мире будут рожать детей, и я – одна из них, и какой бы ребенок у меня ни родился – он один из этих детей. Умом я понимаю, что в словах моих недостает смысла. Но я так чувствую, чувствую, и знаю, что это правда.

Другой вопрос, который кажется гораздо более насущным, – очень интересно, что думаешь! пожалуйста, поскорее напиши мне! – готова ли я к материнству? С одной стороны, у меня хорошее здоровье, надежный парень, который меня любит, у нас есть деньги, у меня отличные друзья и семья, мне за тридцать. Наверное, это лучшие из возможных обстоятельств. С другой стороны, мы с Саймоном вместе всего восемнадцать (!) месяцев, у нас квартирка с одной спальней, у нас нет машины, а я идиотка, которая на днях расплакалась, когда не смогла ответить ни на один из первых вопросов «Университетского вызова»33. Хорошая ли это ролевая модель для ребенка? Если, попереставляв днем запятые на работе, я готовлю ужин, мою посуду и после этих несложных дел чувствую такую усталость и тяжесть, что кажется, могу провалиться сквозь пол и слиться с землей, – готова ли я к ребенку? Мы разговаривали об этом с Саймоном, и он считает, что желание прилечь после обеда совершенно нормально, когда тебе за тридцать, и не о чем переживать, и что на «всех женщин» порой находит плаксивость, и хоть я знаю, что это неправда, меня совершенно очаровывают его патерналистские убеждения о женщинах. Порой я думаю, он так идеально подходит на роль отца – такой спокойный, надежный, добродушный, что какой бы ужасной матерью я ни оказалась, ребенок все равно вырастет замечательным. И ему так нравится, что у нас будет общий ребенок, – я вижу, как он горд, радостен, взволнован – это совершенно опьяняет, сразу хочется его этим ребенком осчастливить. Когда я думаю о том, как сильно он любит меня, я не могу поверить во что-то плохое про себя. Я стараюсь напоминать